День занятий на военной кафедре у студентов назывался коротко и ёмко — «война». «Война» была один раз в неделю и длилась со второго по четвёртый курс. Потом были сборы в военных лагерях и госэкзамен, после которого присваивалось звание лейтенанта запаса.
В начале 80-х годов я учился в московском институте, где и узнал, что такое «война». Нас учили на танкистов. На этот день не стоило строить каких-то личных планов, всё было предсказуемо непредсказуемым.
День начинался с утреннего построения, на которое почти никто и никогда не опаздывал. Опоздание сулило многочисленные неприятности на протяжении длительного времени. Военная кафедра находилась  в полуподвальном помещении. Перед кабинетами был длинный коридор с зелёным линолеумом на полу. Посередине этот линолеум был прихвачен металлической полосой. Вдоль этой полосы мы и строились. Майор Фролов, кафедральная достопримечательность и кладезь неожиданных фраз и понятий, командовал: «Равнение по нарисованной железной линии».
Далее почти весь день шли теоретические занятия в аудиториях и практические занятия на танках. На войну необходимо было приходить в костюме и галстуке, и иметь опрятный вид. Для практических занятий выдавались комбинезоны. Они были старые, промасленные и почти все одного размера. Поэтому студенты с торчащими из комбинезонов  рукавами пиджаков и брючинами выглядели нелепо и комично. Позже для войны ввели стройотрядовскую форму, но нас эта реформа не коснулась.
После занятий были хозяйственные работы. На заднем дворе института для военной кафедры строилось отдельное здание, поэтому студентам было чем заняться. Либо приборка, либо таскание кирпичей.
Институтские группы на войне именовались взводами. У каждого взвода был свой куратор из офицеров — преподавателей кафедры. Нашему взводу назначили только что пришедшего на кафедру майора Илюшкина. Он был человеком деятельным и решил сделать наш взвод передовым. Спустя месяц, после прихода, майор Илюшкин должен был провести показательное теоретическое занятие по матчасти. На этом мероприятии собиралось присутствовать всё начальство. Неделей ранее он собрал всех «хорошистов» нашего взвода на своём занятии по той же теме. Распределил между нами вопросы, которые надо было запомнить и хорошо выучить за неделю. А на показательном занятии, при контрольных вопросах, мы должны были активно тянуть руки и чётко отвечать. Всё так и вышло, все активно тянули руки и чётко отвечали на вопросы. Руководство кафедры было озадачено. Обычно, при контрольных вопросах все втягивали головы в плечи и старались быть незаметными, а тут такой ажиотаж. За короткое время наш взвод стал передовым по успеваемости. За это нас очень невзлюбили на кафедре и после занятий всегда посылали на самые грязные работы.
Но однажды и сам майор Илюшкин попался на нашу хитрость. Причём хитрость была не преднамеренной. На своём занятии он решил провести контрольную работу и приказал половине взвода написать про устройство главного фрикциона, а другой половине взвода про другой агрегат. Огромный плакат с описанием главного фрикциона висел на стене за его спиной, а плаката с другим агрегатом не было. Конечно, весь взвод написал про главный фрикцион. Когда майор Илюшкин проверил все контрольные работы, он крепко разозлился и долго орал на нас, грозя всяческими карами и муками. Пришлось всем писать контрольную работу про агрегат, которого не было на стене.  Тогда у нас и родилась поговорка: «Что может быть главнее главного фрикциона?».
Некоторые преподаватели на военной кафедре очень любили покричать на студентов. Это, как бы сейчас сказали, был их фирменный стиль. Но особенно в искусстве «крика» выделялся подполковник Маркин. Он был «чемпион» по запугиванию студентов. Орал он артистично и вдохновенно, при этом выкатывал глаза и делался красным, особенно краснел его нос. Когда студент отвечал домашнее задание, или контрольный вопрос, подполковник Маркин благодушно кивал и поддакивал. А в конце он говорил: «Всё правильно, но всё наоборот!» и начинал орать. Чем благодушнее он кивал и поддакивал, тем громче он орал в конце. Это было как затишье перед бурей.
В первый раз мы столкнулись с подполковником в начале обучения на военной кафедре. На одном из занятий нам раздали специально разлинованные тетрадки. Досталось не всем, и преподаватель сказал, что остальным, тетрадки выдадут на следующем занятии. Следующее занятие вёл подполковник Маркин. Он сказал, что бы все открыли эти тетрадки. Кто-то из студентов заявил, что не всем их дали. Он спокойно попросил поднять руки, у кого нет тетрадок. Таковых оказалось полвзвода. Маркин, опять же очень спокойно, приказал неимущим идти в читальный зал и линовать тетрадки самим. И мы пошли линовать тетрадки. Когда, после перерыва мы вернулись, оставшаяся половина взвода сидела зелёная от испуга.  Оказалось, что после нашего ухода, подполковник неожиданно стал орать на оставшихся, обвиняя их в недисциплинированности. Орал он громко, на крик даже прибежал начальник кафедры полковник Гапич и тоже стал орать, и грозиться отчислить всех из института. Потом мы привыкли к такой манере общения, но поначалу было жутко.
На занятиях у вышеупомянутого майора Фролова все ждали неожиданных крылатых фраз. И майор Фролов не подводил. У него всегда было суровое выражение лица, низкий голос и никакого намёка на юмор, сам он был похож на танк. Он не понимал, почему вдруг неожиданно студенты начинали давиться от смеха. Даже другие офицеры с радостью делились со студентами перлами майора Фролова. Мне запомнились его фразы: «Масло на вкус прозрачного цвета», «На поршне четыре кольца, два круглых и два квадратных», «Песок брать вёдрами, а воду лопатами», «Куст, это группа деревьев растущих из одной точки». На сборах он всех озадачил командой: «Взять с собой стеклянные накидки». Это он про целлофановые плащи так выразился. Так же были команды: «Равнение на сосну с берёзовой верхушкой». И утверждение: «От меня до следующего пня, сто метров». По институту ходили целые тетрадки с цитатами майора Фролова.
После четвёртого курса, в июле, нас вывезли в военные лагеря. Место для лагерей было очень живописное, в сосновых лесах, недалеко протекала река. Мы жили в лесу, в палатках. В окрестностях были сплошные военные полигоны, где мы ездили на танках, стреляли, проводили тактические занятия. В полях стояли разбитые старые советские и немецкие танки. Нашему взводу, вместо неожиданно переведённого на новое место службы майора Илюшкина, назначили куратором подполковника Маркина. От этой новости стало как-то не по себе. Но потом выяснилось, что подполковник Маркин нормальный мужик и своих не обижает.  Время в лагерях, с утра до вечера насыщенное занятиями, пролетело быстро. Мы считали, сколько дней осталось до возвращения домой, а сейчас военные лагеря  вспоминаются с ностальгией.
По возвращении из лагерей нам дали несколько дней на подготовку к экзамену. А потом состоялся и сам экзамен. Когда почти все сдали его и стояли в коридоре в ожидании оглашения результатов, вышел преподаватель и спросил, у кого есть шпаргалки? Никто не сознался, и он объяснил, что на экзамене сыпется ленинский стипендиат, и ему надо помочь. Ленинского стипендиата, в конце концов, спасли. Все сдали экзамен успешно. Было много радости и ликования по этому поводу.